Если кто-то из кишиневских интеллектуалов верит, что в Великой Румынии их будут держать за равных себе, они заблуждаются. При нашей жизни любой бомж в Бухаресте будет считать любого кишиневского профессора испорченным румыном. В последнюю неделю кругом все до хрипоты спорят об объединении/необъединении Молдовы с Румынией, о молдавских/румынских символах, о молдавском/румынском языках, об унионистских/антиунионистских маршах и митингах.
Поводом послужила очередная, 94-я годовщина, объединения Бессарабии с Румынией в 1918 году.
Что можно сказать обо всей этой шумихе?
Во-первых, в отличие от многих, я считаю, что «униря» возможна.
В романе Ливиу Ребряну «Ион» описана жизнь в Ардяле в составе Австро-Венгрии в начале прошлого века. Максимум, на что рассчитывали в то время тамошние румыны, — это избрать своего депутата в парламент в Будапеште, и очень часто они проигрывали эти выборы местным венграм. Никому даже в голову не могло прийти, что через несколько лет начнется первая мировая война, еще через четыре года развалятся Австро-Венгерская и Российская империи, и за их счет территория Румынии увеличится в два раза.
Если бы в 1985 году нам сказали, что через четыре года объединятся ФРГ и ГДР, а еще через два года развалятся Советский Союз и Югославия, мы бы покрутили пальцем у виска — бред.
Если бы осенью 2010 году кто-то объявил, что уже следующей весной падут режимы Хосни Мубарака и Муамара Каддафи, одного будут судить, а второго пристрелят, как бешеную собаку, реакция была бы примерно такой же.
В истории все возможно. Возможна и «униря» каких-то частей нынешней Республики Молдова с Румынией. Первое, и главное, для этого условие — полный хаос в Бессарабии — успешно обеспечивается правящим Альянсом за европейскую интеграцию. Аргументы типа «Народ против объединения» не выдерживают критики. При чем тут вообще народ? Если «униря» будет сделана, то народ об этом никто и не спросит. Ему просто сообщат по твиттеру, что 200 лучших граждан Румынии в Бухаресте и Кишиневе решили, что так будет лучше, в том числе для его же, народного блага. Не говоря уже об исторической справедливости и духовной высоте такой опции.
Во-вторых, «униря» — это-таки вариант для Бессарабии. Часть ее территории сможет сразу же оказаться в Европейском Союзе и НАТО, а опустившееся до крайней степени вырождения, и погрязшее в бесконечных склоках, руководство этой территории будет заменено на все-таки более компетентную, уже пообтесавшуюся по Европам румынскую администрацию. Конечно, всех этих местных президентов, спикеров и премьеров придется упразднить, но чего не сделаешь ради великой идеи.
В-третьих, в любом случае следует признать, что унионизм, по крайней мере, в части, касающейся ее сторонников в Бессарабии — это доктрина умственно отсталых людей, которые не способны создать собственное жизнеспособное государства, и не в состоянии придумать ничего более оригинального, чем просто прилепить самую бедную страну Европы к самой бедной стране Евросоюза. Доктрина унионизма, предполагающая простое, как мычание, и прямое, как одна извилина, решение всех сложных проблем Молдовы, есть выражение скудоумия, отсутствия фантазии при фанатичной метафизической убежденности в том, что молдаванам государство не нужно, потому что они, на самом деле, не молдаване, а румыны, а у румын уже есть одно государство. Если есть президент, парламент, правительство и все остальное в Бухаресте, то зачем дублировать то же самое в Кишиневе? Это в преференсе два туза — не один туз, а тут все как раз наоборот.
В-четвертых, если «униря» и случится, то она еще больше высветит тот факт, что бессарабские румыны являются второсортными румынами по сравнению с румынами первого сорта из собственно Румынии. Те первосортные румыны никогда не будут считать бессарабских румын равными себе, как бы энергично в Кишиневе ни махали триколором, как бы ни драли глотку, крича «Дештяптэ-те, ромыне!», и как бы громко ни скандировали «Униря!»
